Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe
Первое приключение Микки в столице Свободного Китая времен войны было связано с тем, что она заблудилась. Хотя кули, которые несли ее в кресле-седле, смогли преодолеть почти 500 гранитных ступеней, поднимавшихся с набережной, словно горные козлы, они понятия не имели, где находится ее общежитие. Когда они повернули обратно к реке, она начала паниковать. Наконец англичанин в костюме plus-fours, выгуливающий своего шотландца, указал ей верное направление.
Чунгкинг, столица провинции Чечвань, был выбран в качестве базы националистов из-за своей почти неприступности. Клиновидный полуостров, поднимающийся от слияния рек Янцзы и Чиалинг, с октября по апрель окутан туманом. Это, а также геология района, к которой Микки была внимательна во время обучения в Висконсинском университете, означало, что Чангкинг был идеальным убежищем от японских бомбардировщиков. Окаймленные камнями холмы украшали местный рельеф естественными убежищами от налетов.
Микки хорошо узнал эти убежища. С 1939 по 1941 год японцы совершили 268 бомбовых налетов на Чангкинг, пытаясь заставить националистов подчиниться. Когда дозорные дважды звонили в гонги на склонах холмов, это означало, что приближающиеся самолеты замечены и пора бежать в укрытие. В плохие дни гонги могли звучать по полдюжины раз.
Первый визит Микки длился десять недель. Ее пригласили на виллу Чан Кай-ши, где, пока она болтала с мадам Чанг, в ее голове промелькнула мысль о том, что она не может быть в безопасности.
Генералиссимус, не говоривший по-английски, появился ненадолго - в тапочках и без вставных зубов. После того как он удалился, Мей-Линг пригласила ее сопровождать ее в поездках по школам для девочек и экспериментальным фермам в этом районе. Микки, иными словами, получила согласие: ей предоставят доступ, необходимый для написания книги.
В перерывах между долгими часами работы в приютах она общалась со странными персонажами, которые сделали Чангкинг своим временным домом. Одним из них был Живой Будда из Внешней Монголии, которого война застала в пути в Тибет - место, которое он знал, по его словам, только в прошлой жизни. Ему было за пятьдесят, и он страдал от подагры, поэтому решил путешествовать инкогнито, а поскольку его религия требовала, чтобы он носил желтый цвет, ему пришлось надеть твиды цвета примулы и золотой хомбург. Вместо того чтобы позволить ему завершить путешествие на ранчо яков, которое ждало его в Тибете, националисты держали его почти в заточении. Микки и Будда провели вечер, пытаясь успокоить тоску друг друга по дому: Микки пела ему американские ковбойские песни, которые она выучила в Нью-Мексико, а он отвечал ей заунывными стихами монгольских пастушьих песен.
Больше всего Микки трудилась на своей Hermes Featherweight - пишущей машинке, которую она привезла с собой из Гонконга, одной из первых настоящих портативных, весившей всего восемь фунтов, - трудилась как никогда раньше. Она отправила первые главы сэру Виктору Сассуну, который ответил ей на бланке отеля Cathay:
Она не живет. Нас интересуют только девушки... мы хотим знать, что они думали друг о друге... мы хотим знать, что чувствовала [Ай-линг], когда впервые шла по Нанкинской дороге в своей сшитой в Америке шляпке со страусовыми перьями.
Вся эта историческая справка, жаловался он, усыпила его в его постели.
Микки была благодарна за критику. Она разорвала первый черновик и теперь яростно печатала на своем потрепанном портативном компьютере, пытаясь заставить прозу петь.
Только одна из сестер Сунг возражала против рукописи. Мадам Сан отправила Морриса "Двустволку" Коэна, который работал ее телохранителем и которого Микки заметил у Сунгов, с которым обращались как с домашним любимцем - с посланием: "Мадам Сунь беспокоится, потому что вы говорите, что она коммунистка. Она не коммунистка". Конечно, она была коммунисткой - и позже станет одним из ключевых лиц коммунистического режима, - но сейчас было не время показывать свои карты. Микки послушно изменил формулировку, намекнув, что Сун Цин-лин была скорее "розовой", чем "красной".
Во время короткого возвращения на юг у нее произошли две судьбоносные встречи в отеле "Гонконг". Однажды вечером она с удовольствием наблюдала, как три сестры Сунг собрались вместе в ресторане Gripps отеля и смеялись, как лучшие подруги. Это был первый раз, когда их увидели вместе на публике за десять лет; союз мисс Сун, Кун и Чанг был не так уж прост. Сун, Кун и Чанг - левых, центральных и правых - не только предвещал будущее Китая, объединенного против японцев, но и послужил подходящей драматической развязкой для книги Микки.
Накануне возвращения в Чангкинг она обнаружила себя сидящей за игрой в покер в холле отеля после ужина. К счастью, Коэн, который последовал за мадам Сун в Гонконг, заметил ее сильное опьянение.
"В те дни генерал играл свою роль живописного старого китайца", - напишет Микки в своих мемуарах. Он сидел в холле "Грипс" день за днем, слегка подвыпивший, веселый и готовый пристегнуть любого, кто зайдет".
Сама Микки нервно перепила "бычьей крови", мощной смеси бренди, шампанского и игристого бургундского. Я был не настолько трезв, чтобы отказаться от игры, и торжественно занял свое место среди лучших акул Дальнего Востока". Именно тогда Моррис Коэн завоевал мою вечную благодарность. Он дал мне поиграть всего одну минуту, после чего сказал: "Вставай со стула и иди наверх, Микки". Я безропотно повиновался".
Вернувшись в Чангкинг - после того как бомбардировка почти уничтожила ее работу, - она напечатала последнюю страницу "Сестер Сунг". 24 августа 1940 года она отправила своему агенту триумфальное письмо, написанное с глубокого похмелья.
Я жду здесь последнего воздушного налета, прежде чем броситься в поле и сесть на самолет до Гонконга. Это была чертовски трудная неделя. В
Прощальная вечеринка для меня продлилась до сегодняшнего утра, потому что прибыл новый человек с принадлежностями - настоящим виски, лекарствами и прочими вещами - и мы сначала использовали виски, а теперь используем лекарства.
К письму она приложила "жалкую попытку библиографии" - одну страницу названий книг и статей, нацарапанных карандашом дрожащей рукой.
Заключительный отрывок романа "Сестры Сунг" - это лирическое изображение пустынных улиц Чунгкинга, оживающих после воздушного налета. После того как самолеты сделали свое дело, люди вылезают из укрытий, и мертвый город преображается под гул человеческих голосов и активности, доносящихся через реку, - "мертвый город преображается; повсюду жизнь, цвет и шум, особенно шум". Это "непобедимый шум Китая". Перед нами возникает образ нации, сплоченной, как сестры Сунг, и способной преодолеть бесчинства японских империалистов. Стойкость Китая в период кризиса, по мнению Микки, может послужить вдохновением
